Глава X говорит о должности учеников. И что-то мало здесь интересного.

Квинтилиан опровергает мнение, что для Красноречия не нужны правила (глава XII). Кроме природных дарований, общего сведения в судопроизводстве и небольшого упражнения в училищах, нужно «множество правил». Но Оратор не должен почитать правила за непременные законы. Он должен помнить, что должно и что прилично, помнить о причине и пользе.

Почему неученые кажутся иногда остроумнее других? Неученые исходят из позиции силы и грубости, а не искусства и порядка. «Кроме того, между совершенствами и недостатками есть некое сближение, по коему злоречивый человек кажется иногда свободным, дерзкий – смелым, болтун – обильным в мыслях» (глава XIII).

Квинтилиан почитает Риторику за искусство, но также относит «к наукам, в действии состоящим. Ибо она через действие достигает своей цели».

Красноречие требует богатства и пышности. Но оно не будет ни пышно, ни богато, ежели заключим его только в точных, частых и почти единообразных выводах: оно простотою своею привлечёт на себя презрение, принуждённостью – неудовольствие, избытком – отвращение, распространением – скуку.

Итак, да шествует оно не как по узким тропинкам, но как по полям пространным: да не будет оно ограничено, наподобие малых источников, в один тесный поток собираемых, но да проливается как обширная река по всем открытым долинам, и да пролагает путь через все встречающиеся препоны.

Ибо нет ничего жалчее смотреть на тех, кои рабски прилепляются к правилам, наподобие детей, не смеющих переменить ни одной черты из прописей, данной от учителя.

Превосходный пример использования стилистических оборотов и фигур. (А интересно, этот текст так же красив и лёгок в оригинале или это переводчики постарались?)

Книга третья.

В главе I автор предупреждает, что эта книга заключает в себе меньше приятного, чем прочие. Если во второй книге было показано, что есть Риторика, в чём состоят её цели, то здесь исследуются её истоки, структура и правила.

Из греков и римлян о Риторике писали Коракс и Тизиас (сицилийцы, из самых древних сочинений), Горгий Леонтийский. Из римлян – Катон Цензор. Упоминает Виргилия, Пилиния, Сократа, Аристотеля и Цицерона, конечно.

Способность к слову, разум и упражнения положили начало Риторике.

Риторика, по Квинтилиану, состоит из пяти частей: Изобретения, Расположения, Изложения, Памяти, Произношения и Действия.

Для Оратора существует три рода дел и предметов: Доказательный (Хвалебный), Рассудительный, Судебный.

Доказательный род употреблялся римлянами в судебных делах. Здесь Квинтилиан пишет о хвале богам, хвале и порицании людей, о похвале городам и др. местам. (С точки зрения современного человека, какая может быть связь между доказательством и похвалой? Но продолжим.) Хвала людям может быть многообразной. Принимается во внимание, что им предшествовало, в какое время жили, что следовало. Говорится об отечестве и предках. «Самая истинная похвала основывается на качествах душевных». Города похваляются таким же образом, что и люди.

Рассудительный род имеет предметом не одну пользу. По словам Квинтилиана, Цицерон относил к возможным темам всё, достойное уважения. Следует разделять честное и полезное, что не всегда совпадает. При советовании смотреть, о чём рассуждается: честное, полезное, возможное. Ненужное отвергается. Смотреть, кто рассуждает. Как можно советовать худым людям честное, а добрым людям – малоприличное. Легко склонить честного на честное дело. Сложнее «развратных на что-либо убедить»: «Надобно остерегаться, чтобы не показать, что порицаем их поведение. Тогда не красотою добродетели, которой они не уважают, но похвалою и народным мнением подстрекать их должно. Ежели сия суетность не поможет, то представить им последствия, от благоповедения происходяшие». Иных можно постращать худым окончанием дела, если вопреки поступят. А «тому, кто вздумал бы советовать честному что-либо нечестное, не должно выставлять оного как прямо нечетное. (Вот нечетивый лицемер! А, впрочем, бывает полезно.) Надобно порочное прикрывать благовидностью». Квинтилиан приводит пример: советуя Цезарю принять верховную власть, нужно было бы утверждать, что республика не иначе стоять может, как под управлением единого властителя.

Судебный род разнообразен, но имеет два главных предмета (темы): обвинение и защита. В судебном роде есть пять частей: Вступление, Повествование, Доводы и Доказательства, Опровержение и Заключение. В их расположении не всегда надлежит держаться показанного порядка, а, смотря по обстоятельствам, давать им место.

Книга четвёртая.

Четвёртая книга подробно рассматривает судебную речь, показывает, «в чём должен состоять Приступ, как повествовать, чем усиливать доказательства и какие выражения приличны Заключению».

Приступ (вступление) употребляется, чтобы снискать благосклонность, обратить внимание и удобопреклонить (вот как с ними надо!) слушателя. Благосклонность Квинтилиан советует снискивать или от лиц (защитника, ходатая противной стороны, истца, ответчика или судьи) или от тяжебных дел. Можно учитывая личные качества, использовать технику скрытой похвалы: «Например, говоря за знатных, представляем собственную его [судьи] знаменитость». (Ну точно, лицемер и подхалим.) Как легче составить Приступ? Его можно выводить от речи противной стороны, он должен быть скромен. Во вступлении последним должно быть то, что лучше связать с последующим изложением или доказательством. Повествование – изложение самого дела, которое бывает не нужным. За повествованием следует подтверждение (доводы и доказательства). Можно использовать Отступления: «через всю речь могут быть употребляемы в различных оборотах: как-то хвалим лица и места, описываем страны, указываем на некоторые события, не только истинные, но и баснословные». Излагаемое в Отступлении выходит из общего порядка, но полезно для защищаемого дела. Можно использовать Предложение (как част Доказательства): «Например, защищая того, кто похитил из храма частные деньги, мы скажем: «Обвиняется в святотатстве. Ваш долг, судьи, разобрать, можно ли его почесть за святотатца». Через это мы вразумляем судью на рассмотрение другого вопроса: святотатство ли это». Можно использовать Разделение: «Разделение есть исчисление наших или противоположной стороны предложений». Оно уточняет, что известно, а что сомнительно. Всё это способы воздействия в Доказательстве.

Книга пятая.

Пятая книга продолжает рассмотрение судебной речи, описывая доказательство.

Одни считают, что Оратор необходим для наставлений и научений, осуждая употребление искусства для «возбуждения страстей». Другие, не желая отнять первых принадлежностей, полагают главной целью Оратора опровергать противника и подтверждать свои мысли. В любом случае доказательство Оратору необходимо.

Квинтилиан выделяет неискусственные и искусственные доказательства. К первому роду относит примерные суждения (дела из истории судопроизводства, уже разобранные по близкой теме), слухи (их «почитают иные за согласие целого общества», другие считают легковерной речью. Это слабое доказательство), пытки («причина часто ложного показания», но если есть в ней необходимость, то следует быть внимательным к обстоятельствам пытки и логичности полученных показаний. Ох уж эти доисторические методы!), присяга (рассматривает этикет клятвы) и свидетели («всего более могут Оратора затруднять показания свидетелей»). В неискусственных доказательствах состоит наибольшая часть дел. Искусственные доказательства суть трёх видов: Признаки, Доводы и Примеры. Эта часть доказательства совершенно основывается на искусстве и состоит в уверении и убеждении слушателя. Все доказательства выводятся или из предыдущих, или последующих, или противных обстоятельств. Признак – это улики. Довод – способ утверждать одно через другое, установление причинно-следственных связей. И «здесь для правильного Довода Оратору потребно вникать в свойство и силу всех вещей и знать, какое действие чаще производит каждая из них». Например, Квинтилиан пишет: «Если мир управляется промыслом, то и республика управляется оным». А «Пример есть сказание о событии подлинном или за таковое признанном, приведённый для подтверждения нашего предложения».

В 13 главе Квинтилиан учит опровергать. Труднее защищать, нежели обвинять: «Для обвинителя довольно справедливости его предложения, а защитнику надобно или отрицать действие, или подтверждать его законность, прикрывая некоторые обстоятельства благовидностью, извинять их, уменьшать, смягчать или грозить сопернику, развлекать его или делать вид, что донос презираешь и над ним насмехаешься. Почему речь его, не имея известного направления и будучи подвержена разным препинаниям, требует тысячи изворотов и уловок. Обвинитель приходит в суд с обдуманным доносом, а защитник встречает часто непредвиденные вопросы». Обвинять удобнее, как легче наносить раны, чем исцелять их.

Выражения соперника можно отвергать, если они не связаны с делом, или доказывать незаконность. Отрицать можно двояко: или вовсе отвергать деяние, или выводить, что оно происходило иначе. Можно попытаться обратить против самого противника.

Вторая часть сочинения.

В Предуведомлении (вступлении) Квинтилиан жалуется на сою судьбу, лишившись супруги 18 лет и детей (первый сын – 5-ти лет, второй – 10-ти): «И к чему употреблю свои дарования?» Образец скорби.

Говоря о Заключении, пишет, что оно может состоять из повторения вышесказанного (сейчас это называется резюме) или из «движения страстей». Повторение должно быть кратко, включать основные части дела и изменённое с помощью разных фигур. Оно «целое дело перед глазами полагает, и совокупностью многих доказательств, из которых каждое порознь не так сильно, производит поразительнейшее действие».

Только этот род Эпилогов или Заключений был многим грекам свойственен, поскольку им запрещалось в суде действовать на чувства. Но и ко второму «пособию прибегать нужно, где истина, справедливость и общественное благо [ой, какие относительные понятия!] иначе верх одержать не могут».

В главе III Квинтилиан говорит о возбуждении смеха. Оратор, «возбуждая судью к смеху, изглаживает первые прискорбные чувствования и часто развлекает ум его от напряжения, иногда подкрепляет, облегчает утомление и прогоняет скуку». Источник смеха – в искажении. Это представляет трудность: ложное слово не приносит чести. А сам «смех недалеко отстоит от посмеяния». «Трудность увеличивается тем, в сем деле нет ни наставников, ни потребных упражнений». Навык приобретается в общении. Остерегает от дерзости и наглости. «Итак, вообще скажу, смех рождается или от телесных недостатков того, против кого говорим, или от недостатков его ума, о коем делается заключение по словам и по делам, или от обстоятельств внешних». Острые и приятные шутки извлекаются из самой сути вещей. Бывают и нечаянные шутки от двусмысленности слов.

Об украшении речи (книга 8). Речь должна вызывать удивление. Для этого нужны «цветки» (как это называют сейчас). Квинтилиан называет тропы: метафору, синекдоху, метонимию и пр. «Троп есть выразительная перемена или искусный перенос слова или речи от собственного значения на др.» Среди других украшений – эпитеты, аллегории, ирония, перифраза, гипербола. Их суть и значение сохранились, как и названия. Жаль только, примеры писателя оставлены в латинском.

Цель фигур (книга 9) та же – «придание бо́льшей силы мыслям и бо́льшей приятности слову». Если троп связан с использованием особенных, перено́сных и не «главных» значений, то «фигура может состоять из слов собственных». (Ясной картины тут не получается... Ладно. Древние, одним словом.)

Об изобилии слов (книга 10). Способность хорошо говорить снискивается чтением, писанием, частым упражнением по делам судным. «Оратору нужно запастись пособиями, которые состоят в обилии мыслей и выражений». Обилие слов и выражений (словарный запас) должно снискивать с разбором. Подражание полезно и нужно. Надобно избирать, кому и в чём подражать. И не стоит с пристрастием относиться к кому или чему-либо. Чтение полезнее, поскольку даёт возможность перечитать и продумать. И, конечно, полезно писать: «А иначе, что было бы с нами, когда посреди судилища, при многоразличии дел, при спорах и даже при восставших неожиданно воплях, будет нужно продолжать речь прилично обстоятельствам, нечаянно открывающимся, если сообразить мыслей, на письме изложенных, без уединения и тишины будем не в состоянии?» Для этого Демосфен произносил речи на морском берегу в шуме волн. Для этого полезно разбирать мысли письменно.

Но при этом Квинтилиан пишет о способности говорить, не готовясь. Это «есть плод учения и как бы величайшая за долговременный труд награда. Кто приобрести её будет не в силах, тому лучше, по моему [Квинтилиана] мнению, от судебных дел, а одну способность писать обратить на что-либо иное».

Способы упражняться и развивать эти способности: «Каждодневно излагать какой ни есть предмет в присутствии многих особ». Ещё – «упражняться в размышлении, и обработать предмет свой в молчании от начала и до конца, как бы говоря с самим собою».

А память даётся от природы и поддерживается искусством.

Книга двенадцатая. «Сия последняя часть из всех самая труднейшая», как признаёт Квинтилиан. В ней излагает роль Красноречия и нрав Оратора.

Потребно много знаний по философии, гражданскому праву, истории. Но «не можно быть истинным Оратором, не быв честным человеком» и с добродетелью. «Оратору нужна твёрдость духа и благонадеяние на самого себя», «величие и твёрдость души, которая ни страхом не колеблется, ни воплей народа не боится, ни важностью слушающих, далее надлежащих пределов уважения, не увлекается».

На что обратить внимание, когда за дело тяжебное берёшься? Честнее защищать, чем обвинять. Не «надобно принимать на себя дела, о несправедливости коего уверимся».

Здесь Квинтилиан рассматривает даже такой вопрос, какие занятия приличны Оратору, оставившему своё поприще, – увещание к юношеству, учащемуся красноречию.

И напоследок: «Да хотя бы кто совершенно успеть отчаялся (я не вижу, однако, для чего бы отчаяться в сем тому, у кого есть разум, здоровье, дарование и хорошие наставники), по крайней мере и то славно, как говорит Цицерон, чтоб занимать второе и третье место. Ибо кто не может в военных доблестях сравниться с Ахиллесом, не должен презирать славу, Аяксом или Диомидом снисканную; кто не достиг совершенства Гомера, может довольствоваться похвальными качествами Тиртея». Не стоит думать, что нельзя быть лучше своего предшественника. Прибавьте, что и посредственное красноречие приносит пользу. Никакое звание не доставляло людям столько славы, почестей, богатства и друзей. (Что поделать? Во времена Квинтилиана, видимо, не было популярной музыки, Голливуда и Майкрософта.)

«Итак, да возлюбим всею душою науку Красноречия, сей божественный дар, ниспосланный с небес человекам, без которого всё было бы немо в природе, и ничто не озарялось бы светом настоящим, и ничто не доходило бы до потомства: постараемся все стремиться к совершенству: сим средством или достигнем высокой цели, или, без сомнения, многих ниже оставим».

Как всегда, грустно видеть последнюю страницу большой книги. (Не смотря на то, что вторая часть менее содержательна).