6. Перевод стихотворения «Город»

Текстом, который определенно выпадает из всего корпуса рассматриваемых переводов, является перевод стихотворения «Город». Анализ, приведенный ниже, позволяет утверждать практически с полной уверенностью, что этот перевод целиком сделан Бродским.

В первую очередь следует отметить, что Бродский, сохраняя довольно замысловатую схему рифмовки, меняет размер стихотворения. «Город» Кавафиса написан ямбом, иногда с пропусками метрического ударения, но такой размер привычен для автора. «Город» Бродского - анапестом, и это интересно: зачем он использует другой размер? Ведь при переводе Кавафиса, пожалуй, легче всего сохранить его метрическую схему. В своей книге, посвященной Бродскому, Лев Лосев отмечает, что «у анапеста есть определенный сентиментальный семантический ореол, видимо, связанный с его вальсовым, «на три счета», ритмом» Лосев Л., стр. 191.. Также он пишет, что поэт выбрал анапест «как просодическую основу самых важных для него текстов - о любви и ностальгии» Там же.. И действительно, в творчестве Бродского можно найти немало подтверждений этой мысли. Например, стихотворение «От окраины к центру», о котором сам поэт говорил, что это стихи о пятидесятых годах в Ленинграде, о том времени, на которое выпала его молодость:

Вот я вновь посетил

эту местность любви, полуостров заводов,

парадиз мастерских и аркадию фабрик,

рай речных пароходов

Или «Стансы городу»:

Да не будет дано

умереть мне вдали от тебя,

в голубиных горах,

кривоногому мальчику вторя.

Таким образом, можно предположить, что Бродский осознанно выбирает именно анапест: одно только использование этого размера превращает простой перевод в самостоятельное произведение, которое, к тому же, носит очень личный характер.

При написании своего стихотворения Кавафис пользуется следующим приемом: лирическим героем он делает некоего собеседника, кого-то во втором лице. Это вообще непривычно для поэзии: обычно лирическим героем является кто-то посторонний, «он», или же автор отождествляет себе с героем своего стихотворения - тогда оно написано от первого лица. Для Кавафиса «он» было бы слишком абстрактно, «я» - слишком интимно. «Ты» - это некий промежуточный вариант, когда грань между автором и героем размыта, на что нам также указывает обилие прямой речи и, главным образом, ее горькая искренность. Можно предположить, что Кавафис использовал этот прием, дабы не превратить свое стихотворение в пустую жалобу: если бы всё стихотворение было написано от первого лица, то было бы трудно добиться столь мужественного тона. Ведь сохранить трезвость ума все же легче, обращаясь к некоему вымышленному собеседнику, чем высказывая наболевшее от первого лица. А может, таким образом Кавафис хотел показать, что то чувство опустошенности и потерянности, которое он испытывает, является не только его личной драмой. Бродский сохраняет этот прием, в его переводе также тонка грань между героем и автором, однако он более жесток, и к самому себе в первую очередь:

Не видать тебе новых земель - это бредни и ложь.

Или:

Протрубив свою жизнь в этом мертвом углу, не надейся на чудо…

Чем обусловлена эта жестокость, я попытаюсь разобраться далее.

Также интересно, что Бродский в первой же строке меняет тон стихотворения. У Кавафиса - «еЯрет», сказуемое в аористе, что подразумевает разовое действие, у Бродского - «твердишь», действие повторяющееся. То есть, с самого начала в переводе задан мотив обреченности - герой постоянно жалуется на свою судьбу, но никак не может её изменить.

Существует две редакции стихотворения «Город». Кавафис написал его в 1894 в Александрии, но в печать не отдал; лишь в 1910 поэт опубликовал это стихотворение, однако сильно отредактировав его. В конце XIX - в начале XX вв Александрия переживала печальный период своей истории: после расцвета, которого она достигла в середине XIX века при Мухаммеде Али, город снова пришел в упадок: в Египте практически господствовал английский колониальный режим, сама же Александрия была подвергнута бомбардировке. Вот что пишет английский писатель Эдвард Форстер, живший в Александрии того времени и знавший Кавафиса: «Глядя на нынешнюю Александрию, едва ли подумаешь, что у этого города есть душа. Основа городского хозяйства - торговля хлопком, с которым конкурируют лишь лук и яйца. Город дурно застроен, дурно спланирован, в нем дурная канализационная система - много плохого можно сказать об Александрии, что, впрочем, и делают зачастую ее жители» Форстер Э. - URL: http://www.plexus.org.il/texts/aleksandria.htm#b. Но и население Александрии претерпело нравственный упадок. Вот что пишет по этому поводу С. Ильинская: «…Оттесняя старую коммерческую аристократию (к которой принадлежал отец Кавафиса и с которой по-прежнему связана его семья), вперед выдвигается новое поколение эгоистичных, циничных дельцов, услужливо содействующих монополистической политике Англии и Египта» Ильинская С., стр. 21.. Конечно, все это способствовало возникновению пессимистических настроений в творчестве Кавафиса. Возможно, это усиливалось также его тоской по эллинистической Александрии, и то, что происходило в Александрии современной, было отголоском давних трагических событий - захвата варварами прекрасной столицы эллинистического мира, - событий, свидетелем которых Кавафис, конечно, не был, но которые переживал в не меньшей степени. Но, несмотря на всё это, несмотря на то, что поэт долгое время жил в Лондоне и Константинополе, он остается в Александрии до конца своей жизни. Его решение трудно объяснить. Об этом Бродский рассуждает в своем эссе: «Что удерживает нас от утверждения, что решение Кавафиса остаться в Александрии было, так сказать, типично греческим (повиновение Року, сюда его поместившему; повиновение Паркам), это собственное Кавафиса отвращение к мифологизированию…Другое допустимое объяснение решению Кавафиса остаться состоит в том, что не так уж он нравился сам себе, чтобы полагать себя заслуживающим лучшего» Бродский И. На стороне Кавафиса. - URL: http://www.lib.ru/BRODSKIJ/brodsky_prose.txt. Также сохранилась личная запись поэта, которая свидетельствует о внутреннем противоречии поэта: «Я уже привык к Александрии, и не исключено, что будь я даже богатым, я остался бы умереть здесь. И все же как она меня огорчает! Как трудно, как тяжело жить в маленьком городе - как мало тут свободы! Я остался бы умереть здесь…потому что это моя родина, потому что с ней связаны воспоминания моей жизни. Но как необходим такому человеку, как я - столь отличному - большой город…» Ильинская С., стр. 139.. Но, так или иначе, его решение было осознанным, поэт был очень предан своему городу.

Интересно, что сам Бродский в своем эссе, посвященном Мандельштаму, сравнивает Петербург с Александрией. Близкий друг поэта, философ и поэт, автор одной из лучших книг о Бродском Лосев продолжает эту ассоциацию. Он пишет следующее: «Петр Первый задумал Петербург как подлинно «Третий Рим», но историческая аналогия, прочно вошедшая в сознание петербургской интеллигенции двадцатого века, была иная - Александрия. Когда Мандельштам в стихотворении «Петербургские строфы» говорил об «александрийском сумраке», царящем в городе на Неве, у его читателя возникал уже устойчивый комплекс ассоциаций: город утонченной культуры, причудливо соединивший эллинизм и христианство, великолепный классический город, выстроенный на краю восточного мира, город с лучшей в мире библиотекой, ожидающий вторжения варваров, которые непременно эту библиотеку сожгут» Лосев Л, стр. 25..

У Бродского есть стихотворение «В окрестностях Александрии». Читая некоторые строки, читатель может задуматься, о каком городе идет речь: об Александрии или всё-таки о Петербурге?

Повсюду некто на скакуне; все копыта --

на пьедестале.

Всадники, стало быть, просто

дали дуба на собственной простыне.

Основываясь на этом, нельзя утверждать, что оба поэта испытывали одинаковые чувства к своим городам, однако в их отношении к Александрии и Петербургу можно найти что-то общее. У обоих поэтов вневременное восприятие своих городов: Кавафис, живя в Александрии современной и смирившись с печальной действительностью, тем не менее остается одержим Александрией эллинистической. Александрия, которую любит Кавафис, это не тот реальный город, что окружает его, но история этого города, его прошлое и то, что он от прошлого сохранил. Об этом пишет Бродский в своем эссе, посвященном Кавафису: «За исключением шести-семи не связанных между собой стихотворений, "реальный" город не появляется непосредственно в канонических 220 стихотворениях Кавафиса. Первыми выступают "метафорический" и мифический города. «…» Утопическая мысль, даже если, как в случае Кавафиса, обращается к прошлому, обычно подразумевает непереносимость настоящего» Бродский И. На стороне Кавафиса. - URL: http://www.lib.ru/BRODSKIJ/brodsky_prose.txt.

Бродский также не мог смириться с Ленинградом, о чем он не раз писал и говорил. Так, например, в эссе «Меньше единицы» поэт пишет: «С увеличением пошлости его содержимого город становится Ленинградом все больше и больше» Бродский И. Меньше единицы. - URL: http://www.lib.ru/BRODSKIJ/brodsky_prose.txt. Бродский любил Питер - так он привык называть свой родной город: «Конечно, в документах и на почтовых отправлениях они проставляют «Ленинград», но в обычном разговоре скорее скажут просто «Питер». … «Ленин» в этом смысле просто не годится, хотя бы потому, что это фамилия (да к тому же и придуманная), а вот «Питер» звучит очень естественно» Бродский И. Путеводитель по переименованному городу. - URL: http://www.lib.ru/BRODSKIJ/brodsky_prose.txt. Но если Кавафис был привязан к какой-то определенной исторической эпохе, то Бродский вряд ли. Нельзя сказать, что он восхищался Петербургом времен Петра или Екатерины. В Петербурге он любил не историю, но что-то другое, возможно, то чувство свободы, о котором он не раз упоминал, как, например, в своем эссе «Путеводитель по переименованному городу»: «Понятие свободы, открытого простора, желания-бросить-все-к-чертовой-матери -- все эти вещи глубоко задавлены и, следовательно, всплывают в вывернутой наизнанку форме водобоязни, боязни утонуть. Уже в одном этом город на Неве есть вызов национальной психике, и заслуживает клички «иностранец своего отечества», данной ему Гоголем. Если не иностранец, то уж моряк, по крайней мере. Петр I в некотором роде добился своего: город стал гаванью, и не только физической. Метафизической тоже. Нет другого места в России, где бы воображение отрывалось с такой легкостью от действительности: русская литература возникла с появлением Петербурга» Бродский И. Путеводитель по переименованному городу. - URL: http://www.lib.ru/BRODSKIJ/brodsky_prose.txt. Может быть, именно это ощущение себя свободным в пределах пространства города, ощущение изолированности от остальной территории страны так часто толкало его на поступки, казавшиеся безумными в условиях советского режима.

Бродский переводит «Город», живя в Америке уже более 15 лет и, соответственно, вдали от своего Города, от Петербурга. Он был вынужден покинуть его буквально за несколько недель. Вот как он сам вспоминал эти события: «Они дали мне десять дней. Я пытался торговаться. Мне не хотелось уезжать так поспешно по нескольким причинам: вдруг они что-то пересмотрят и т.д. Меня спросили: «когда вы будете готовы к отъезду?» Я ответил: «Мне надо собрать рукописи, навести порядок в архиве и т.д., так что, может, ближе к концу августа?» А он ответил: «Четвертое июня, и это крайний срок» На дворе было семнадцатое или восемнадцатое мая» Бродский И. Книга интервью. Стр. 307.. Бродский бросает гораздо больше упреков Городу:

После этой дыры что угодно покажется раем.

Как ни бьюсь, здесь я вечно судьбой обираем.

Похоронено сердце мое в этом месте пустом.

(У Кавафиса: «к еЯн з кбсдйЬ мпх - убн нексьт - ибмЭнз» (и сердце мое, как мертвый, похоронено - А.Р.), нет даже указания места). Он будто бы злится на Город за то, что больше никогда не сможет вернуться туда. Ведь когда мы никак не можем достичь чего-либо, это бессилие порождает в нас чувство злости и отчаяния. И хотя после перестройки у Бродского был шанс возвратиться на родину, он этого не сделал, возможно, потому, что он бы уже не застал Петербург таким, каким он его помнил и любил. В одном из интервью на вопрос, вернулся бы Бродский на родину, он ответил: «Не думаю, что я могу. Страны, в которой я вырос, больше не существует…В России похоронено мое сердце, но в те места, где пережил любовь, не возвращаются» Бродский И. Книга интервью. Стр. 464..

И поэтому в своем переводе Бродский конкретизирует мысль Кавафиса. Всё-таки Кавафис с помощью метафоры города рисует несколько абстрактную картину. Поэт не имеет в виду, что образ города будет преследовать лирического героя, но он везде будет испытывать те же чувства, ту же печаль, которыми наградил его Город. У Бродского именно образ города нигде не дает герою покоя. Он даже в какой-то степени одушевляет его:

За тобой этот город повсюду последует в шлепанцах старых.

Возможно, это оттого, что тот, кто расстался с родным для него местом, будет в первую очередь вспоминать не его архитектуру, но тех дорогих ему людей, которых он там оставил. Поэтому Город предстает в образе человека, уже немного стертого в памяти - шлепанцы-то старые, - но никак не забытого. И поэтому у Бродского появляется метафора погасших чувств, «чувств головешки», которой нет у Кавафиса. Это то, что он унес с собой, бежав из Города.

Кавафис пишет «Город» в своей привычной поэтической манере, с присущей ему холодностью. Отсутствие эмоций (поэт добивается этого и с помощью пунктуации - он отказывается от восклицательных знаков) убеждает читателя в том, что лирический герой Кавафиса ни в коем случае не жалуется, наоборот, он мужественно принимает свою судьбу и то чувство потерянности и опустошенности, от которого ему уже никуда не деться, которое он будет испытывать в любом другом месте. В стихотворении Кавафиса нет отчаяния, ведь отчаяние приходит только к тому, кто не может смириться. В нем есть светлая грусть, даже что-то похожее на ностальгию:

...Рпх фьуб чсьнйб рЭсбуб кбй сЮмбоб кбй чЬлбуб.

И нет в нем того чувства обреченности, что есть в переводе Бродского. Особенно это заметно в двух последних строках. Вот оригинал:

ёфуй рпх фз жщЮ упх сЮмбоет едю

уфзн кючз фпэфз фзн мйксЮ, уґ ьлзн фзн гз фзн чЬлбует.