Предпереводческий анализ. Стратегия перевода

дипломная работа

1.1 Концепция понятия “Стратегии перевода”

Перевомд -- деятельность по интерпретации смысла текста на одном языке (исходном языке [ИЯ]) и созданию нового, эквивалентного текста на другом языке (переводящем языке [ПЯ]).

Целью перевода является установление отношений эквивалентности между исходным и переводным текстом (для того, чтобы оба текста несли в себе одинаковый смысл). Эти ограничения включают контекст, правила грамматики исходного языка, традиции письма, его идиомы и т. п.

В процессе изучения происходит углубление знаний о действительности. Но это имеет место только тогда, когда, во-первых, применяемые в процессе познания умственные действия отражают объективную, а не мнимую сущность изучаемого предмета, явления или связи, а во-вторых - когда они опредмечены правильно, если избранные для их обозначения слова или словосочетания адекватно выражают суть определяемого понятия. Иными словами, понятия, обретающие свое реальное мыслительно-речевое бытие лишь в составе определенной теории, должны иметь «относительно ясное и устойчивое содержание и сравнительно четко очерченный объем». Только в этом случае из их совокупности можно логически вывести новые знания об объектах, изучаемых данной теорией. Понятия представляют собой итог познания предмета или явления на данный момент.

В современном переводоведении для описания процесса перевода широко используется словосочетание «стратегия перевода». Его можно встретить как в научной, так и в учебной литературе, а также в разного рода нормативных документах - в учебных программах, планах, экзаменационных билетах и т.п. Это словосочетание, употребление которого носит безоговорочный характер, явно претендует на терминологичность, а обозначаемое им понятие - на принадлежность к основополагающим понятиям переводоведения. Однако при попытке выяснить, что именно наука о переводе понимает под стратегией перевода и насколько употребление этого словосочетания углубляет наши знания о действительности (в данном случае о процессе перевода), выявляется далеко не однозначная картина.

Во-первых, этот термин (если его считать таковым) существует в нескольких вариантах. Наряду со «стратегией перевода» можно встретить словосочетания «тактика перевода», «стратегия переводчика», «переводческая стратегия», и даже «стратегия поведения переводчика в процессе перевода». Все эти словосочетания употребляются в качестве семантических вариантов не только различными, но иногда одними и теми же авторами. Терминологическая вариантность - явление объективное, однако необходимым условием ее существования является идентичность специального понятия в рамках терминосистемы, а сам термин по определению должен точно выражать обозначаемое им понятие

Во-вторых, определение «стратегии перевода» отсутствует в «Толковом переводоведческом словаре» Л.Л. Нелюбина, самом полном на сегодняшний день специальном переводоведческом справочном пособии, «которое содержит 2028 словарных статей, экстрагированных из 224 источников» [2.С.2]. Между тем, словосочетанием «стратегия перевода» широко пользовались, в частности, А.Д. Швейцер, В.Н. Комиссаров и продолжают пользоваться их последователи. В чем же тогда тут дело? Возможно, Л.Л. Нелюбин просто не пожелал его «экстрагировать»? Но почему? И - что самое удивительное - не пожелал его «экстрагировать» и В.Н. Комиссаров, снабдивший свое учебное пособие «Современное переводоведение» (2001) кратким словарем переводческих терминов. В этот словарь «переводческую стратегию» он также не включил. Не включил ее и Р.К. Миньяр-Белоручев в монографию «Общая теория перевода и устный перевод».

В-третьих, и это самое главное, не только разные, но порою даже одни и те же исследователи вкладывают в это словосочетание разное содержание. С одной стороны, его употребляют в самом широком смысле, в значении «как надо переводить, искусство перевода». Часто в этом случае говорят об общей «стратегии перевода». Встречаются и семантически близкие обозначения. Н.А. Крюков в учебном пособии «Теория перевода» говорит о плане деятельности, который вырабатывает переводчик, но одновременно употребляет и словосочетание «стратегия перевода», а также, в качестве варианта, словосочетание «стратегическая линия». [3.С.48] Последнюю он определяет как то, «что нужно сделать для того, чтобы рецептивный смысл, извлекаемый иноязычным и инокультурным коммуникантом, оказался аналогичным в своих существенных чертах интенциональному смыслу автора» [3. С.159-160].

Что конкретно надлежит сделать, чтобы достичь этой бесспорной цели, авторы, как правило, не уточняют, поскольку преобладает мнение, что «стратегию перевода» можно и должно вырабатывать, а затем и реализовать каждому переводчику самостоятельно. В частности, А.Д. Швейцер, который исходил из того, что перевод, представляющий собой «процесс выбора, детерминированный множеством переменных, … не может быть жестко детерминирован» полагал, что перевод как процесс состоит из двух основных этапов: выработки программы переводческих действий (стратегии) и претворения в жизнь этой программы. [4.С.63] Разделяя взгляды тех исследователей, которые считали, что совокупность отношений компонентов процесса перевода представляют собой «нечетко определенную» систему, а сам процесс перевода - целиком и полностью эвристическую игру, А.Д. Швейцер пришёл к выводу, что первый этап включает в себя не более или менее обязательные рациональные операции, которые науке следует стремиться выявить, а серию субъективных, в соответствии с личными аксиологическими представлениями переводчика, выборов: буквальный - вольный - дословный - точный перевод и т.п. Говорил он и об «общей стратегии перевода», в рамках которой, в частности, следует решать вопрос о передаче временного и национального своеобразия исходного текста.

Хотя считается, что существуют лишь «общие принципы переводческой стратегии», тем не менее элементами «переводческой стратегии и техники» следует овладевать. В этой связи говорят и о «стратегических задачах отдельных видов переводов». В художественном переводе, например, «стратегическая задача заключается в передаче художественно- эстетической функции оригинала» [5С.84].

«Стратегия перевода» может обозначать и принципиальные подходы к решению частных проблем ( = «как надо переводить или делать что-либо») в рамках общей задачи (общей «стратегии перевода»). Некоторые авторы говорят об «общей стратегии преодоления буквализмов и нахождения оптимального варианта» [6.С.24], о «стратегии переводческого решения» (то есть как надо принимать решение) [4.С.21], о «стратегии распределения внимания (== «как следует рационально распределять внимание») [7.С.113], или о «стратегиях, обеспечивающих эффективное распределение когнитивных возможностей переводчика и предотвращающих переизбыток словесной информации» [7.С.110]. К последним, в частности, относят использование приема генерализации, сознательный пропуск информации, добавления и т.п.

С другой стороны, словосочетание «стратегия перевода» употребляют для обозначения общих переводческих подходов при переводе. Например, «стратегия девербализации» - это концентрация на смысле изложения больше чем на форме [7. С.109]. В аналогичном контексте говорят также о «стратегии импровизации», о «стратегии поэтического перевода» и т.п..

Основываясь на субъективных целевых установках, выделяют «стратегию буквального и вольного перевода», «стратегию жанровой поэтической стилизации», «стратегию нерифмованного перевода» [8.С.7, 309, 315], «стратегию форенизации и доместикации» [9.С.172] («стратегию экзотизации и освоения» по другой терминологии [10.С.7]) и т.п.. А.Д. Швейцер, отождествлявший, кстати, «переводческую стратегию» с механизмом перевода, считал, что в рамках этой «стратегии» переводчик «должен сделать принципиальный выбор - сохранить ли конвенции исходного текста или заменить их конвенциями перевода» [4.С.33]. Аналогичным образом Т.А. Казакова пишет о так называемом «семантическом переводе»: «Процесс семантического перевода представляет собой естественное взаимодействие двух стратегий: стратегия ориентирования на способ выражения, принятый в переводящем языке, и стратегия ориентирования на сохранение особенностей исходной формы выражения» [11.С.14]. Сюда же вплотную примыкает и реализация так называемых прагматических сверхзадач. Прагматическую норму перевода на английский и немецкий можно определить как неотменное требование обязательного обеспечения прагматической ценности перевода. Она не является нормой в полном смысле этого слова, так как прагматическая сверхзадача переводческого акта может быть индивидуальной и не свойственной переводу как таковому вообще. Однако модификация результатов процесса перевода на английский и немецкий в прагматических целях - достаточно распространенное явление, без учета которого невозможна нормативная оценка переводов, как предметов деятельности переводчиков. Стремление выполнить конкретную прагматическую задачу - это своего рода функция, подчиняющая себе все остальные факторы переводческой нормы. Решая подобную задачу, переводчик английского может отказаться от максимально возможной эквивалентности, перевести оригинал лишь частично, изменить при переводе жанровую или другую принадлежность текста, воспроизвести какие-то элементарные особенности перевода, нарушая норму (закономерности семантики) переводимого языка. «Стратегию перевода» можно строить и перестраивать [4.С.26-27].

Употребляют словосочетание «стратегия перевода» и для обозначения методов, используемых для достижения целей, сформулированных при выборе «стратегии перевода», общей или частной («стратегия проб и ошибок», «стратегия линейности и вероятностного прогнозирования» [12.С.4] и т.п.).

Кроме того, во многих случаях это словосочетание обозначает конкретные переводческие приемы, включавшиеся А.Д. Швейцером в понятие «технология перевода»: «стратегия ожидания», «стратегия столлинга» Столлинг - стратегия СП, заключающаяся в попытке выиграть время путем замедления подачи переводного материала или повторением тематической информации, не содержащей ничего нового с целью заполнения слишком затянувшейся паузы (Gile 1995:130). Столлинг в переводческой литературе часто описывается как техника разрешения проблем, связанных с постановкой глагола на последнее место в ИЯ. В отличие от стратегии ожидания при использовании данной стратегии синхронный переводчик не сохраняет паузу, а заполняет ее тематической информацией, в ряде случаев не избегая и повторов. Задача, как и в предыдущем случае, - выиграть время для получения более широкого контекста. Часто столлинг применяется в тех случаях, когда невозможно использовать СО, т.е. пауза в переводе может оказаться слишком длинной, а “подсказка” оратора наступает после нескольких смысловых групп оригинала. [12. С.4,7], «стратегия подстановки прямых и синтаксических соответствий» [4.С.24 ]. Р.К. Миньяр-Белоручев фактически отождествлял «стратегию перевода» с методами перевода, которые он определял «как целенаправленную систему взаимосвязанных приемов, учитывающую вид перевода и закономерно существующие способы перевода» [13.С.155]. Р.К. Миньяр-Белоручев выделял таких методов три: метод сегментации текста, метод записей и метод трансформации исходного текста [13. С.193]

В ряде случаев конкретное содержание понятия оказывается вообще неясным. Что, например, такое «этап определения смысловой стратегии и тактики текста», выделяемый некоторыми исследователями в процедуре «предпереводческого» анализа [14. С.41]? Или «принцип стратегии»[12.С.1] А «стратегия креативности», «творческие стратегии переводчика» [8.С.336,] или «стратегия поиска индивидуальных творческих решений» [5. С.19], учитывая, что, по общему мнению, творческие, эвристические акты по определению непознаваемы? Сказать трудно. Иногда восприятие понятия осложняется неудачно сформулированными выводами типа «Понятия «стратегии перевода» и «проблемы» перевода оказываются равнозначными» [10.С.66].

Таким образом, получается, что «переводческая стратегия» -- это одновременно и всего лишь «своеобразное переводческое мышление, которое лежит в основе действий переводчика» [15. С.356] (надо все делать творчески, т.е. хорошо), и планы, направленные на решение конкретных задач, составляющих его общую задачу. При попытках конкретизировать номенклатуру «стратегий» в перечень частных стратегий, составляющих общую «стратегию перевода» (переводчика), включают как общие подходы, методы, планы, так и операции - осознанные и полуинтуитивные. Например, Н.А. Дьяконова [10.С.166]. в процессе художественного перевода выделяет восемь стратегий:

-- стратегию уяснения жанрово-стилевой принадлежности текста,

-- стратегию определения доминантной плотности текста,

-- стратегию вероятностного прогнозирования,

-- стратегию проб и ошибок,

-- стратегию компрессии/декомпрессии,

-- стратегию компенсирующих модификаций,

-- стратегию передачи мироощущения,

-- стратегию дословного перевода.

Стратегия проб и ошибок - один из методов достижения эквивалентности и адекватности в СП. А.Д. Швейцер определяет СПО как стратегию “последовательного приближения к оптимальному решению путем отклонения вариантов, не отвечающих определенным критериям выбора” (Швейцер 1973:272). Данная стратегия непосредственно связана с понятием широкого и узкого контекста. Одно из преимуществ письменного перевода над устным сводится к тому, что у письменного переводчика практически всегда есть широкий контекст. В СП таких случаев несравненно меньше. Синхронный переводчик не может перевернуть страницу и посмотреть, что последует дальше, что стоит за тем или иным понятием. Речь идет, прежде всего, о тех случаях, когда в кабине перевода нет готового транскрипта выступления. Часто подобная стратегия используется тогда, когда отправитель сообщения перечисляет ряд понятий, переводить которые без широкого контекста затруднительно. В этом случае дословный (знаковый) перевод может сослужить неоценимую услугу.

Стратегия вероятностного прогнозирования заключается в раннем определении переводчиком лингвистических составляющих текста, которые появятся на выходе в ИЯ. Так, в ряде случаев синхронный переводчик может определить, какой глагол будет в тексте оригинала до его появления в дискурсе. Стратегия ВП в литературе по переводу описывается как стратегия, применимая в основном к конструкциям, в которых глагол находится на последнем месте, или в тех случаях, когда ключевое именное понятие находится в конце смысловой группы

Но продуман распорядок действий,

И не отвратим конец пути.

Я один, все тонет в фарисействе,

Жизнь прожить - не поле перейти.

And yet, the order of the acts has been schemed and plotted,

And nothing can avert the final curtains fall.

I stand alone. All else is swamped by Pharisaism.

To live life to the end is not a childish task.

В данном случае можно было легко спрогнозировать окончание данного четверостишья, оканчивающегося крылатой фразой “Жизнь прожить - не поле перейти”. Синхронист, на долю которого выпал перевод упомянутого выше отрывка, знал его наизусть, что бывает далеко не всегда. Но даже и в этом случае вероятность прогнозирования очень велика. С большой степенью вероятности можно предсказать, как будет закончен стих, который начинается со слов “Но продуман распорядок действий”.

В теории перевода под компрессией подразумевается преобразование исходного текста с целью придать ему более сжатую форму. Компрессия текста достигается путем опущения избыточных элементов высказывания, элементов, восполнимых из контекста и внеязыковой ситуации, а также путем использования более компактных форм выражения (Швейцер 1973:271). Стратегия декомпрессии прямо противоположна стратегии компрессии

ВЕРОЯТНОСТНОЕ ПРОГНОЗИРОВАНИЕ ВП непосредственно связано с прагматическим аспектом СП. Более того, любую стратегию нельзя рассматривать отдельно, так как синхронный переводчик всегда стоит перед дилеммой относительно того, какую стратегию выбрать в конкретный момент перевода. Взаимосвязь стратегий в СП следует исследовать прежде всего под прагматическим углом зрения. Совместное рассмотрение стратегий важно еще и потому, что текст устного сообщения представляет собой связную структуру, основывающуюся на внутритекстовых прагматических связях. Прагматика наиболее полно вовлечена в процесс СП. Прагматическая модель синхронного перевода строится на основе психолингвистических данных восприятия и порождения речи, адаптированных к СП на основе трех теорий: теории релевантности, описывающей взаимосвязь речевого сообщения (Sperber и Wilson 1986); модели ментального восприятия (Johnson - Laird 1983) и фреймовой семантики (Fillmore 1982, 1985), описывающей воссоздание фоновых знаний в качестве исходной базы осуществления СП.Ряд авторов описывает прагматические отношения в переводе как изучение отношений между языком и контекстом высказывания. Сталнакер предлагает другое, более приемлемое определение прагматики для СП [16.С.81]

“Прагматика есть изучение целей использования предложений и условий, при котором предложение может стать высказыванием”

В 1962 году оксфордский философ Дж. Остин впервые высказал мысль о способности предложений совершать действия и оказывать определенное коммуникативное воздействие, выходящее за пределы смыслового уровня, выраженного суммой отдельных лексических единиц, из которых состоит предложение. Не только простые глаголы действия, служащие для его завершения (глаголы в первом лице единственного числа настоящего времени), например, в высказываниях типа “I name this ship” или “I do solemnly swear”, но и более сложные по своей структуре высказывания в дополнение к содержащимся в них значению обладают коммуникативной силой, являющейся динамическим элементом коммуникации. Данный элемент способствует процессу продвижения коммуникации. Теория речевых актов Остина описывается во многих учебниках по лингвистике, и подробное ее изучение не является нашей задачей. Рассмотрим лишь некоторые положения данной теории применительно к синхронному переводу в его прагматическом аспекте.

Когда отправитель сообщения порождает высказывание, происходят три разных акта:

1. Локутивный - действие, результатом которого является произнесение хорошо сформулированного значимого предложения.

2. Иллокутивный - наличие коммуникативной силы, сопровождающей высказывание, например, обещание, предупреждение, отрицание и т.д.

3. Перлокутивный - эффект, произведенный высказыванием на слушателя, т.е. степень изменения мыслительного процесса получателя данным высказыванием. [21.С.22]

Проанализировав любое высказывание, состоящее из нескольких предложений, можно найти в нем все три составляющие. При этом синхронный переводчик должен максимально четко представлять соотнесенность локутивного и перлокутивного эффектов, иначе это может привести к серьезным ошибкам.

Как считает Л.С. Макарова, в художественном переводе «применение тех или иных переводческих стратегий может прогнозироваться с высокой степенью вероятности. При этом речь идет не о конкретных приемах перевода, а о типологически общих подходах к переводу, в которых проявляются ценностные установки и «внутренняя» цензура художественного перевода» [8.С.337]. Номенклатура «переводческих стратегий» при этом у нее совершенно другая, хотя компоненты ее, как и у Н.А. Дьяконовой, в принципе объективно существуют. Но, поскольку они носят разноплановый характер и конкретность их отвергается, объем самого понятия «стратегия перевода» при этом становится нечетким.

Согласно В.Н. Комиссарову, «переводческая стратегия» («стратегия переводчика») существует в виде ряда вариантов. Она охватывает три группы общих принципов осуществления процесса перевода: некоторые исходные постулаты, выбор общего направления действий, которым переводчик будет руководствоваться при принятии конкретных решений, и выбор характера и последовательности действий в процессе перевода.

К первой группе принципов В.Н. Комиссаров относил «стремление как можно полнее понять переводимый текст и найти ему точное соответствие в языке перевода (далее ПЯ)», уважение к оригиналу, понимание того, что «любая часть текста может представлять явные или скрытые переводческие проблемы», критическое отношение переводчика к своим действиям, принцип «максимум усилий для нахождения лучшего варианта», «недопустимость бездумных или поверхностных решений».

Вторая группа принципов, по классификации В.Н. Комиссарова, включает в себя определение цели перевода и «доминанты переводческого процесса», выбор способов передачи исходного сообщения, а также учет реального употребления в языке перевода избираемого варианта, практических условий работы переводчика (сжатые сроки, возможность пользоваться оргтехникой и т.п.).

К третьей группе он относил «правило, что понимание предшествует переводу», выделение в тексте последовательных отрезков текста и строгое соблюдение принципа последовательности их перевода. К «вариативным» элементам «переводческой стратегии» В.Н. Комиссаров причислял предварительное ознакомление с предметом исходного сообщения (путем изучения «параллельных текстов на ПЯ», справочников и энциклопедий), а также со всем текстом оригинала до начала перевода. Сюда же он относил и такие экзотические для профессионального переводчика операции, как составление списка терминов и незнакомых слов, дословный перевод, чтение вслух отрезков перевода и «преобладание предпереводческого анализа или постпереводческого редактирования [5.С.33-35,77]. О причинах такого подхода будет сказано ниже. Как видим, все так называемые варианты «переводческой стратегии» носят по преимуществу не научный, а бытовой характер, а объем понятия «переводческая стратегия» («стратегия переводчика», «стратегия перевода» и т.д.) становится неопределенным.

Неопределенность понятия обусловила и неадекватность его материализации в языковой форме. Подавляющее большинство авторов, пользующихся словосочетанием «стратегия перевода», не приводят его дефиниции или хотя бы разъяснения, что это такое. Попыток дать ему научное определение или толкование в отечественной литературе немного.

А.Д. Швейцер, подчеркивая, что он в данном случае пользуется терминологией психолингвистики, а не переводоведения, определял «стратегию перевода» как программу переводческих действий [4. С.65]. Н.К. Гарбовский в своем учебном пособии «Теория перевода» поясняет, что стратегия перевода - это определенная генеральная линия поведения переводчика, стратегия преобразования им исходного текста в виде «деформации» последнего, когда решается вопрос о том, чем жертвовать [16. С.502]. А.Н. Злобин вслед за Х. Крингсом считает, что «переводческие стратегии» -это потенциально осознанные планы переводчика, направленные на решение конкретной задачи, а именно микро- и макростратегии, т.е. способы решения целого ряда переводческих проблем и пути решения одной проблемы [17.С.122]. В.М. Илюхин определяет стратегию в синхронном переводе как «метод выполнения переводческой задачи, заключающийся в адекватной передаче с исходного языка (ИЯ) на переводящий (ПЯ) коммуникативной интенции отправителя с учетом культурологических и личностных особенностей оратора, базового уровня, языковой надкатегории и подкатегории» [12.С.5]. Весьма характерно определение, данное «стратегии перевода» Н.А. Дьяконовой. Она определяет «стратегию перевода» как «нечто (курсив мой - А.В.) «запланированное», «целенаправленное», «ориентированное на успех», «систематическое», «постепенно развивающееся», «направленное на решение комплексной задачи» [10.С.65-66].

Если считать существительное «стратегия», являющееся ядром упомянутого выше словосочетания, термином, то на первый взгляд может показаться, что он появился в терминологии переводоведения в результате ретерминологизации, будучи заимствован из военного дела.[10. С.64]. Однако это справедливо только с формально-этимологической точки зрения. В военном деле стратегия означает составную часть военного искусства, представляющую ее высшую область и охватывающую вопросы теории и практики подготовки вооруженных сил к войне и ее ведения. В переносном, бытовом смысле стратегия означает искусство планирования руководства чем-либо, основанного на правильных и далеко идущих прогнозах. «Стратегический» означает «охватывающий общие, основные установки, важные для подготовки и осуществления чего-либо» [18.С.582-583].

В переводоведении данный термин неточно выражает суть обозначаемого им явления. Последнюю точнее было бы выразить термином «тактика». В военном деле тактика - это составная часть военного искусства, включающая в себя теорию и практику подготовки, а также способы и приемы, избранные для ведения боя. В переносном смысле тактика обозначает приемы и способы достижения какой-либо цели или линию поведения кого-либо [18. С.593]. Таким образом, совершенно очевидно, что для выражения сути обозначаемого явления больше подходит второй термин. Его, как уже говорилось, в переводоведении нередко употребляли в качестве семантического варианта термина «стратегия», хотя обозначаемые этими терминами понятия не идентичны. В конце концов преимущество было отдано «стратегии». Скорее всего, термин был некритически заимствован посредством калькирования из англоязычной переводоведческой литературы, куда он попал также не из терминосистемы военного дела, а из бытовой сферы.

Возможно, это произошло опосредованно, через психологию, где данный термин также принят и где обозначаемое им понятие долгое время трактовалось широко и страдало излишней абстрактностью. Попытки его конкретизировать (например, введя понятие деятельностной стратегии) и дать ему четкую дефиницию были предприняты не так давно [19.С.28-29]. Терминосистема психологии, более старая и устоявшаяся по сравнению с терминологией переводоведения, оказала на последнюю большое влияние, как положительное, так и отрицательное. В результате для части понятий переводоведения также стала характерной неопределенность и излишняя абстрактность. Весьма возможно, что в психологию термин «стратегия» вначале попал в результате ретерминологизации из терминосистемы военного дела со значением «общий принципиальный путь организации исследования», а затем в результате калькирования он приобрел значение «метод» [20.С.359].

В бытовом английском языке существительное strategy относится к категории лексических единиц с размытой семантикой и означает a plan, method, or series of maneuvers or stratagems for obtaining a specific goal or result, skill in managing any affair.( Multilingual Palm dictionaries) Вследствие этого и словосочетание «стратегия перевода» обнаруживает терминологическую неопределенность. Им, таким образом, можно было бы иллюстрировать тезис о вреде необоснованного и необдуманного калькирования. В терминологии переводоведения любого языка словосочетание «стратегия перевода» отражает общую неопределенность, размытость онтологических представлений не только о переводе как процессе, но и о переводоведении как науке.

В переводоведческой литературе и поныне бытуют взгляды, в той или иной форме пропагандирующие идею о том, что «в принципе переводить могут все, кто знает иностранный язык» [21. С.42]. Как правило, такие взгляды высказывают те, кто, не имея базового переводческого образования, а иногда и опыта профессиональной переводческой деятельности, желает самовыразиться на почве переводоведения. И никакое мнение специалистов о том, что это совсем не так, что «переводить на профессиональном уровне способны далеко не все билингвы и полиглоты» [9. С.174-175], не может их переубедить, поскольку представление большинства авторов таких взглядов о переводе базируется по большей части на опыте перевода предложений из сборников упражнений по грамматике или лексике изучавшегося ими иностранного языка, или, в лучшем случае, из сборников «предпереводческих упражнений». Укоренению таких взглядов способствует, помимо прочего, и малоудачные (опять-таки чаще всего калькированные) переводоведческие термины типа «естественный перевод» или «естественный переводчик».

В научно-теоретическом плане живучести подобных взглядов способствовал ряд факторов.

Во-первых, в сознании переводоведов с самого начала укоренилось абсолютно ошибочное восприятие перевода как процесса преобразования формальных языковых структур исходного языка в формальные языковые структуры языка перевода с учетом неких закономерных соответствий. Такое преобразование якобы должно сопровождаться установлением эквивалентности между структурными элементами текста «вплоть до отдельных языковых единиц» [22.С.11]. Естественно, что подобную операцию можно выполнить лишь в отношении конкретной пары языков. Поэтому теория перевода на начальном этапе развивалась по преимуществу как частная теория перевода, а вопрос о возможности построения общей теории перевода даже в 1970 г. оставался дискуссионным [23]

Указанного ошибочного взгляда на процесс перевода не смогло поколебать даже выдающееся открытие, сделанное В.Н. Комиссаровым, который осознал, что «языковые единицы, составляющие текст, сами по себе не являются объектом перевода» [5.С.18]. Это открытие осталось незамеченным. Ни на теорию, ни на практику, ни на дидактику перевода никакого влияния оно не оказало. Два взаимоисключающих представления о переводе мирно сосуществовали даже у одного и того же теоретика, В.Н.Комиссарова [5. С.18,65], не говоря уже о широких кругах преподавателей перевода и переводчиков-практиков, у которых, вследствие общей некритичности переводоведческой литературы, они и по сей день продолжают функционировать как бы в разных плоскостях.

Такое положение усложняется терминологической неупорядоченностью переводоведения. Например, В.Н. Комиссаров понимал перевод как вид языкового посредничества, включающего в себя как лингвистические, так и экстралингвистические, в том числе и организационные, аспекты, связанные с таким посредничеством, то есть с языковым обслуживанием. В то же время А.Д. Швейцер, сочувствовавший взглядам восточногерманского исследователя Г. Егера, считал, что языковое посредничество - это лишь фаза перекодирования с одного естественного языка на другой в процессе перевода [4.С.43]. Такая многозначность - а фактически неопределенность - словосочетания «языковое посредничество» породила неопределенность терминов, в определение которых оно входило, что, по всей вероятности, в числе прочего, и дало В.Н. Комиссарову основание утверждать, что остается неясным, что именно моделируется при построении моделей перевода [22.С.8].

Во-вторых, иногда в литературе подвергается сомнению практическая ценность (а фактически и целесообразность) каких бы то ни было теоретических исследований в области перевода. Справедливости ради следует отметить, что, как ни странно, отношение теории к переводческой практике для некоторых основоположников теории перевода с самого начала было неясным [23.С.36]. Остается оно таковым для части исследователей и сейчас.

Давно ставший аксиомой тезис о том, что практика без теории слепа, некоторыми авторами решительно отвергается. «Теория перевода нужна не столько переводчикам-практикам, сколько методистам, языковедам, философам, логикам и когнитологам, -- утверждает, например, Н.К. Рябцева и добавляет: «Переводчик-профессионал, сталкиваясь с практическими трудностями при переводе, нуждается не в теории, а в знакомстве с чужим (= имеющимся) опытом» [21.С.45]. Таким образом научное осмысление процесса перевода сводится к «вещи в себе». Впрочем, если, как считает Н.К. Рябцева, переводить может каждый и между мыслью и ее выражением нет однозначного соответствия, а выбор способа экспликации мысли - исключительно эвристический акт, то, действительно, ни методисты, ни просто преподаватели перевода абсолютно не нужны.

По мере развития науки, если она действительно развивается, понятия о предметах и явлениях должны уточняться, углубляться и совершенствоваться. Однако вместо того чтобы выявить и четко обозначить пока еще не решенные проблемы теории перевода, сконцентрировать научные исследования на их решении, а организационные усилия - на создании соответствующих научно - теоретическим установкам оптимальных условий для успешной подготовки профессиональных переводчиков, теоретики переводоведения, а вслед за ними и преподаватели перевода, пропагандируют идею непознаваемости процесса перевода и принципиальной невозможности ему научить. Научить можно разве что «закономерным соответствиям».

На сегодняшний день объем понятия «стратегия перевода» носит в значительной мере неопределенный характер. Какие конкретно существенные признаки в него входят, на современном этапе переводоведением фактически не выявлено. Это по-прежнему «нечто» преимущественно на уровне подсознательного. Установлено только, что «стратегия перевода» может быть правильной или неправильной. И если переводчик выбирает неправильную «стратегию», это плохо. Что конкретно надо сделать, чтобы было хорошо, по сути неизвестно. Охватывая всю деятельность переводчика, «стратегия перевода» перемещает переводческие операции исключительно в плоскость эвристических актов. Действия переводчика носят лишь потенциально осознанный, интуитивный характер. В рамках этой концепции почти нет места рациональным операциям, которым можно было бы научить.

Строгая дефиниция «стратегии перевода» в рамках терминосистемы переводоведения (если считать, что таковая существует) практически отсутствует.

М.Я. Цвиллинг совершенно справедливо отмечал: «Необходимым шагом на пути все более полного, всестороннего и глубокого познания определяющих свойств и закономерностей перевода является рассмотрение этого процесса под новыми углами зрения, включение в научный анализ ранее не учтенных его проявлений, релятивизации казавшихся общезначимыми дефиниций» [26.С.22]. Именно под таким углом зрения и надо рассматривать словосочетание «стратегия перевода». При всей его наукообразности оно, по сути дела, обозначает не научное, а обыденное понятие и вследствие этого терминологически неправомерно. От него надлежит отказаться и как от недостаточно определенного, в силу этого не удовлетворяющего требованиям, предъявляемым к научным терминам, не способствующего проникновению в глубь объектов познания и уводящего теоретиков перевода от изучения объективных когнитивных процессов в сторону концепции «черного ящика» и непознаваемости процесса перевода.

Живучесть этой концепции имеет определенное объяснение: при современном уровне развития производительных сил в целом и кризисе науки в частности это путь наименьшего сопротивления. Но ситуация изменится, и место «стратегии перевода» должна занять четкая операционная модель, своего рода алгоритм перевода К построению такой модели, пусть даже в отдаленном будущем, теория перевода не только должна стремиться, но и уже сейчас делать на этом пути первые шаги.

Ввиду того, переводоведение - это один из главных аспектов емкой и многогранной науки, а непоследовательность определенных действий, основанных на неких принципах и методах. Любая наука получает самостоятельность, если она имеет свои объект, предмет и терминологию. Свои объект, предмет и терминологию должна иметь и наука о переводе, если она претендует на самостоятельность. Пока же перевод остается областью лингвистики, а рассматриваемые проблемы перевода обычно не выходят за рамки сопоставительного изучения двух языков. Что же должна изучать наука о переводе? наука о переводе изучает и должна изучать процесс перевода, под процессом перевода они обычно понимают межъязыковые преобразования, трансформацию текста на одном языке в текст на другом языке. Такие преобразования обязательно ограничены рамками двух конкретных языков (любая книга о переводе содержит большое количество примеров перевода с одного конкретного языка на другой). Тем самым задачи науки о переводе сводятся к сравнительному изучению двух языковых систем, к некоторому комплексу проблем частной теории перевода.

Предпереводческий анализ текста - это анализ исходного текста, предваряющий создание переводного текста и направленный на выявление доминант перевода. В переводоведении выделяются несколько аспектов предпереводческого анализа.

И.С. Алексеева предлагает проводить предпереводческий анализ по следующим направлениям:

- сбор внешних сведений о тексте

- состав информации

- плотность информации

- коммуникативное задание

- речевой жанр.

М.П. Брандес и В.И. Провоторов полагают, что когда переводчик приступает к переводу, он через язык текста должен выяснить для себя глобальные вещи:

1) в каком речевом жанре выполнен текст;

2) в каком функциональном стиле этот текст существует.

Р.К. Миньяр-Белоручев исходит из того, что текст ? это не просто последовательность графических или звуковых языковых знаков, ограниченная единым назначением, это еще и система языковых единиц, несущих далеко не равнозначную информацию. Поэтому переводчику, с точки зрения коммуникативной ценности информации, содержащейся в тексте, необходимо различать:

- уникальную, или ключевую информацию;

- дополнительную информацию;

- уточняющую информацию;

- повторную информацию;

- нулевую информацию.

Л.Л. Нелюбин характеризует переводческую интерпретацию исходного текста как видение его глазами носителя другого языка и другой культуры.

Предпереводческий анализ текста позволяет определить переводчику

- верные ориентиры в переводе,

- переводческую стратегию;

- главное при переводе, то есть доминанты перевода;

- с каким типом текста он имеет дело и какова его типичная структура, а также особенности, от которых зависит внутренняя и внешняя форма текста;

- разнообразные языковые черты, которые непременно нужно передать в переводе, на которые следует обратить активное внимание, выбор языковых средств при переводе, каким словам и синтаксическим структурам следует оказывать предпочтение;

- информативную ценность отрезков текста;

- что можно и чего нельзя будет допускать в переводе.

Конкретная стратегия переводчика и технические приемы, применяемые им в процессе перевода, во многом зависят от соотношения ИЯ и ПЯ и характера решаемой переводческой задачи. В основе переводческой стратегии лежит ряд принципиальных установок, из которых сознательно или бессознательно исходит переводчик. Они кажутся самоочевидными, хотя по-разному реализуются в конкретных условиях переводческого акта. Первый принцип, что в процессе перевода понимание оригинала всегда предшествует его переводу не только в качестве двух последовательных этапов, но и как обязательное условие осуществления переводческого процесса. Иными словами, переводчик может перевести лишь то, что он понял. Эта установка осуществляется не вполне последовательно, поскольку, с одной стороны, само понимание может быть разной степени, а, с другой стороны, в исключительных случаях переводчик может использовать в переводе единичное соответствие, не будучи уверен, что означает переводимый специальный термин. Кроме того, оригинал может включать высказывания, намеренно лишенные смысла, вплоть до бессмысленных "абсурдных" текстов значительных размеров. [22.С.19] "Слова-перевертыши", лишенные смысла, но связанные с реально существующими значимыми языковыми единицами, переводятся аналогичными образованиями на ПЯ. Примером могут служить переводы на русский язык известной баллады Л. Кэрролла "Jabberwocky":

Twas brillig, and the stithy toves did gyre and gamble in the wabe; all mimsy were the borogoves, and the mome raths outgrabe. - Варкалось. Хливкие шорьки пырялись по паве и хрюкотали зелюки, как мюмзики в мове. (Пер. Д. Орловской)

Произведения "литературы абсурда", как правило, не подлежат переводу. В этих случаях указанный принцип дополняется оговоркой, что то, что бессмысленно или неясно в оригинале, должно остаться таковым и в переводе. Однако в общем виде правило "не понимаю - не перевожу" сохраняет свою силу.

Второй принцип, определяющий стратегию переводчика, обычно формулируется как требование "переводить смысл, а не букву оригинала" и подразумевает недопустимость слепого копирования формы оригинала. Формулировка не вполне точная, поскольку перевод всегда является содержательной операцией: воспроизводить на другом языке можно лишь содержание оригинала, а буква или иноязычная языковая форма может воспроизводиться лишь в особых случаях (при транскрипции или транслитерации) и при условии, что заимствованная форма передает в тексте перевода необходимое содержание. Что же касается таких элементов формы оригинала, которые определяют организацию содержания, количество и последовательность его частей, то воспроизведение подобных структурных элементов весьма желательно и в большей или меньшей степени достигается в любом переводе. Фактически установка на "смысл, а не на букву" означает необходимость правильной интерпретации значения языковых единиц в контексте, т.е. требование не довольствоваться тем мнимым смыслом, который связан лишь с наиболее употребительными значениями этих единиц. Когда переводчик переводит на русский язык английское высказывание He is а regular ass как Он регулярный осел, то он все равно передает не букву, а значение слова regular, но не то значение, которое оно имеет в данном высказывании. Влияние "буквы" сказывается в том, что форма regular способствует выбору русского регулярный, обладающего иным содержанием. [24.С.54]

Третий принцип переводческой стратегии заключается в том, что переводчик различает в содержании переводческого текста относительно более и менее важные элементы смысла. Предполагается, что переводчик стремится как можно полнее передать все содержание оригинала и там, где это возможно, осуществляет "прямой перевод", используя аналогичные синтаксические структуры и ближайшие соответствия лексическим единицам оригинала. Но при этом отнюдь не все в содержании оригинала является для переводчика равноценным. Он способен распределять части этого содержания по степени их важности для данного акта коммуникации и в случае необходимости может пожертвовать менее важным элементом смысла, чтобы успешнее воспроизвести более важный элемент. Подчас в переводе не удается одновременно воспроизвести предметно-логический и коннотативный компоненты содержания оригинала, и переводчику приходится выбирать между ними. При переводе этого предложения из научно-технического текста переводчик отказался от передачи коннотативного компонента содержания оригинала, поскольку это приводило к неприемлемому варианту, затрудняющему понимание сути дела (Компания сняла еще один ботинок).

The other shoe has been dropped by the company in its push into the computers market. - Компания сделала еще один шаг в борьбе за рынки сбыта компьютеров.

А в следующем примере переводчик, напротив, предпочел сохранить коннотативное значение, отказавшись от использования ближайшего соответствия:

The weight penalty of the automatic unit to the traditional gear box must be small. - Вынужденное увеличение веса автоматической коробки передач, по сравнению с используемой в настоящее время, должно быть небольшим.

В переводе не использовано прямое русское соответствие английскому слову penalty, но сохранена его отрицательная эмоциональная характеристика. Наиболее важным (доминантным) элементом содержания может оказаться и внутрилингвистическое значение языковых единиц. Так, игра слов в оригинале может основываться на одновременной реализации в контексте двух значений многозначного слова или значений двух слов-омонимов. В этом случае доминантным смысловым элементом становится наличие формальной связи общего или сходного плана выражения между реализуемыми значениями. Эта связь производится в переводе для сохранения игры слов:

"Can you herd sheep?" "Do you mean have I heard sheep?" (O. Henry) - А не можете ли выпасти овец? - Не могу ли я спасти овец?

Переводчик попытался передать одинаковое звучание английских слов herd и heard созвучием русских слов пасти - спасти. Коммуникативно важными могут оказаться и отдельны элементы плана выражения оригинала. В романе Дж. Брэйн "Место наверху" герой, проклиная ненавистный ему город, награждает его рядом отрицательных эпитетов, начинающихся той же буквы, что и название города. Именно эта аллитерация и является средством, при помощи которого он пытается выразить свои чувства:

"Dead Dufton," I muttered to myself. "Dirty Dufton, Drear Dufton, Despicable Dufton" - then stopped.

Для воспроизведения подобного эффекта в переводе придется отказаться от поисков близких по значению эпитетов. Эквивалентным будет любое нелестное русское слово, начинающееся с буквы "д":

Душный Дафтон, - бормотал я себе под нос. - Допотопный Дафтон, Дрянной Дафтон, Дохлый Дафтон... - и умолк. (Пер. Т. Кудрявцевой и Т. Озерской)

Умение определить смысловую доминанту, наиболее важную часть содержания переводимого высказывания, составляет важнейшую часть профессионального мастерства переводчика.

Четвертый стратегический принцип переводчика заключается в постулате, что значение целого важнее значения отдельных частей, что можно пожертвовать отдельными деталями ради правильной передачи целого. Фактически это убеждение отражает тот факт, что компоненты содержания высказывания, которые сохраняются в первых трех типах эквивалентности, выражаются не отдельными частями высказывания, а всей совокупностью составляющих его элементов. Эти компоненты содержания являются коммуникативно наиболее важными, и примат целого над частью находит свое выражение в замене языковых средств, значения которых рассматриваются как часть содержания, для сохранения указанных компонентов (или некоторых из них), которые и представляют "значение целого":

"Isnt it nice here," she said. "All Dickensy. And look at that little waiter there with the funny quiff. He is utterly squoo." (J. Braine) - А здесь очень мило, правда? - сказала Сьюзен. - Что-то диккенсовское. Поглядите на этого маленького официанта, посмотрите, какой у него смешной чубик. Он настоящий куксик-пупсик. (Пер. Т. Кудрявцевой и Т. Озерской)

Предполагается, что все изменения в отдельных деталях этого сообщения (включая полную замену его последней части) не снижают точности перевода, поскольку сохранен смысл сообщения в целом. Утрата отдельных деталей уменьшает степень общности содержания оригинала и перевода, но не препятствует установлению эквивалентности. Примат целого над частью не означает, разумеется, что не следует передавать детали, когда это возможно, а указывает на возможность ограничиться, в случае необходимости, передачей лишь общего смысла сообщения.

Пятым постулатом, лежащим в основе стратегии переводчика, является положение, что перевод должен полностью соответствовать нормам ПЯ, что переводчик должен особенно внимательно следить за полноценностью языка перевода, избегать так называемого "переводческого языка" (translatese), портящего язык под влиянием иноязычных форм. В действительности, как мы видели, язык перевода обладает определенными особенностями, по сравнению с оригинальными текстами на ПЯ, но субъективно переводчик видит свою задачу в том, чтобы "перевод звучал так, как его написал бы автор оригинала, если бы он писал на ПЯ". Поэтому переводчик считает, что перевод не должен отличаться от оригинальных текстов, и вносит в текст перевода необходимые изменения, чтобы сделать его более естественным:

Делись добром ;)